XIX век в Петербурге славился народными гуляниями. В соответствии с православным церковным календарем в столице проходили святочные гуляния (на Новый год и Рождество), масленичные гуляния (Сырная седмица), пасхальные праздники (Светлая седмица), а также гуляния на Троицу, Иванов день, день Петра и Павла. Крупные гуляния традиционно проводились четыре раза в год (дважды зимой, а также по разу весной и летом), в основном на площадях (Дворцовой, Адмиралтейской, Исаакиевской), на Царицыном лугу, на набережных Невы, на Крестовском острове, на Охте против Смольного и в Екатерингофском саду. Самыми известными, людными были гуляния на Адмиралтейской площади, проходившие регулярно с 1827 по 1872 год, а также гуляния на Царицыном лугу, Преображенском и Семеновском плацах (1873-1899). Во время пасхальных гуляний 1872 года большая часть театров на Адмиралтейской площади сгорела. В 1873 году устройство балаганов, каруселей и прочего было высочайшим повелением перенесено на Царицын луг, «ввиду занятия Адмиралтейской площади под городской сквер» [1].

Народные празднества собирали огромную пеструю толпу, которая состояла из горожан разных сословий и национальностей, носителей различных культур. В петербургских гуляниях были представлены и русские праздничные, и европейские карнавальные традиции. «Из года в год городская площадь впитывала, отбирала, перерабатывала весь разнообразный материал, выплескивающийся сюда в праздничные дни, приспосабливала его к требованиям основного своего посетителя и в то же время формировала его вкусы и запросы. Все это привело к тому, что на ярмарках и гуляниях возводились целые увеселительные городки, включавшие как старые, так и новые, не известные деревенской России развлечения и зрелища» [2], - писала историк театра А.Ф. Некрылова.

В начале XIX века на масленичной и пасхальной неделях увеселительный городок тянулся от Дворцовой площади до Исаакиевской через Адмиралтейскую площадь. Центром гуляния были балаганы и карусели. Как пишет известный историк А.М. Конечный, «снаружи балаганные постройки обильно украшались гирляндами ельника, венками, расписными арфами, трехцветными флагами на флагштоках, вымпелами. В вечернее время вся эта «малая архитектура» иллюминировалась плошками и шкаликами, слюдяными и керосиновыми фонарями, позже - масляными, пиронафтовыми, газокалильными. Все это украшение создавало ощущение затейливости и игры. На площади возводились многочисленные постройки в несколько линий. Первую линию занимали большие балаганы, обращенные фасадами в сторону Невского проспекта. Вдоль Адмиралтейства располагались более мелкие строения. По торцам второй линии, перпендикулярно ей, также стояли балаганы. Всего на площади находилось от 12 до 16 балаганов. Длина и высота построек не регламентировалась, а ширина их с 1836 года была ограничена до 10 сажен» [3].

Гуляния, естественно, не были абсолютно спонтанным явлением. В 1835 году, например, вышло распоряжение, согласно которому, «для приращения городских доходов» участки под балаганы и карусели отдавались с торгов. Горы и качели строились по-прежнему бесплатно (до 1867 года). После окончания торгов держатели участков обязаны были разобрать все постройки и убрать территорию. За тем, чтобы все сооружения строились «правильно и прочно», следил обер-полицмейстер. Следили также и за нравственностью. Уложение 1845 года предусматривало арест актеров на время от трех дней до трех недель за «действия, которыми явно оскорбляются добрые нравы и благопристойность». По ходатайству Общества покровительства животным в 1866 году запретили «водить медведей для забавы народа» [4].

Культура народных гуляний в Петербурге сформировалась во многом под влиянием европейских традиций. Иностранцы составляли значительную часть простых жителей столицы. Так, по переписи 1867 года немецкая община составляла почти семь процентов от населения города. До середины XIX века владельцами балаганов являлись в основном иностранцы, приезжавшие со своими труппами: немцы, итальянцы, французы, англичане, голландцы, австрийцы, финны, шведы, американцы. С 1860-х балаганы переходят в руки местных купцов и мещан. Качели и карусели всегда содержали крестьяне и мещане. Горы строили купцы.

Качели, карусели, катальные горы, выступления цирковых артистов, кукольников, фокусников, дрессировщиков с учеными собачками, канарейками, обезьянками и пр., целая армия разносчиков, райки и всякого рода косморамы, диорамы - это и многое другое в течение нескольких дней оглушало и одурманивало толпы посетителей, добровольно бросавшихся в объятия разгульного площадного веселья.

Центром подобных гуляний были балаганы, именно они украшали площадь, создавая лицо и престиж народного городского праздника, определяя его ценность и весомость в глазах настоящих любителей площадной зрелищной культуры. Бесспорное главенство признавалось за крупными балаганами-театрами, где шли «обстановочные спектакли» - пантомимы, арлекинады, феерии, баталии, а позднее разыгрывались пьесы «для народа», основанные на адаптированных отечественных и зарубежных произведениях «большой» литературы.

В середине века разгорелся спор о фискальной политике в отношении балаганов. В 1847 году гражданский губернатор предложил ввести акциз на площадные представления, но против него выступил обер-полицмейстер. В 1852 году он, направляя думе сведения о «шарманщиках, комедиантах, уличных музыкантах», сообщал, что они «находятся в бедственном положении», и далее писал: «Стеснить бедный класс странствующих... значит отнять последние даровые увеселения у бедного трудящегося класса жителей, навести на них уныние и направить их к другим, менее нравственным развлечениям» [5].

В зависимости от достатка владельца балаганы отличались размерами и оформлением. Временное помещение сколачивали из досок, крышу покрывали полотном или старыми мешками. Внутри строили сцену, вешали кумачовый занавес, для зрителей ставили грубые деревянные скамьи. В зрительном зале торговали семечками, орехами, пышками и другой снедью.

Представления начинались в полдень и заканчивались в восемь вечера. Спектакль продолжался в течение тридцати-сорока минут и повторялся пять-шесть раз в день. Публике показывали всевозможные «чудеса», феерии, арлекинады, кукольные представления, китайские тени, фокусы, дрессированных животных, «умеющих» читать и считать.

Рекламой балаганам служили знаменитые зазывалы. Заманивая публику на представление, они разыгрывали целый небольшой спектакль, таким образом сами становясь частью зрелищной культуры. Зазывалы прекрасно импровизировали и увеличивали сбор балагана. Помимо «закликал» в узком смысле слова, расхваливающих свой балаган и приглашающих посетить его, существовали популярные балаганные «деды» и «старики», репертуар которых складывался из шуток, анекдотов, прибауток в форме монолога, имеющего, так сказать, автобиографический характер («дед» рассказывал о себе) и не связанного с программой балагана. Балаганные «деды» привлекали внимание своими шутками, узнаваемым хриплым голосом, костюмами. Исполнители этой роли обладали как определенным мастерством импровизации, так и актерскими навыками, дающими возможность голосом перекрывать шум веселящейся толпы, а также продолжительное время удерживать внимание публики.

Cамым большим и популярным в Петербурге был балаган Христиана Лемана - знаменитого акробата и комического мима. Леман регулярно приезжал на гастроли в Россию, и имя его не сходило со страниц столичной прессы на протяжении десяти лет - с 1826 по 1836 год.

Леман был великолепным артистом, оригинальной личностью, природным комиком, и при этом - человеком чрезвычайно тонкого ума, очень начитанным и образованным. Он являлся в своем роде достопримечательностью Петербурга, среди поклонников его искусства были не только простые люди, но также и писатели, поэты, художники. В 1830 году на Масленицу балаган Лемана посетил Николай I вместе с наследником-цесаревичем, будущим Александром II.

Материалы конца XVIII - XIX вв. содержат интересные сведения о типах балаганов, о популярных актерах, зазывалах, постановках, о специфической балаганной публике. Кое-что можно узнать и о владельцах балаганов, которые зачастую одновременно были и антрепренерами, режиссерами, иногда и сами выступали на подмостках собственных балаганных «заведений».

Пожалуй, первым крупным балаганщиком был Христиан Леман - любимец петербуржцев, имя которого не сходило со страниц столичной прессы на протяжении десяти лет - с 1826 по 1836 гг.

Регулярные корреспонденции «Северной пчелы» (газеты, рассчитанной на самого широкого петербургского читателя) донесли до нас восторженные отклики на выступления лемановской труппы.

В отчете, посвященном масленичным балаганам 1834 года, читаем: «…балаганы наши отличаются числом, просторностью, наружным и внутренним изяществом, которое возвышается с каждым годом. Числом их восемь. Первое место принадлежит Леману. […] У нас идея о масленице неразрывно соединена с идеею о Лемане. Спросить у кого-нибудь „скоро ли будет масленица?“ значит то же, что сказать: „Скоро ли Леман начнет представления?» [6].

Через два месяца газета вновь обращается к народным увеселениям. Прерванные Великим Постом, они с не меньшим блеском возрождались на время Пасхальной недели: «На Адмиралтейской площади возник фантастический городок, и шумные, пестрые толпы довольного, веселого народа потянулись туда изо всех концов столицы… Вокруг качелей построено одиннадцать балаганов; из них первое место, как и всегда, занимает Леман» [7].

Талантливый балаганный деятель воспринимался как своего рода достопримечательность Петербурга, среди поклонников его искусства были отнюдь не только простые люди. Известно, что в 1830 г. на масленицу балаган Лемана «изволил посетить» Николай I вместе с наследником-цесаревичем, будущим Александром II[8]. Видимо, это событие подвигло Фаддея Булгарина на написание целой статьи, посвященной пантомиме Лемана, где поступок императора расценивался как проявление мудрости и истинного народолюбия, а самой пантомиме придавался статус древнего и подлинного искусства.

Все, что сохранилось с того времени, - это впечатления от выступлений на народных (преимущественно петербургских) гуляниях, скупые описания отдельных постановок и номеров, а также… пожар. Один из самых страшных театральных пожаров, потрясший петербуржцев и положивший конец русской карьере Лемана.

Леман со своей труппой перебрался в цирк у Симеоновского моста, который он арендовал с 1835 г. Здесь состоялась премьера новой пантомимы - арлекинады, но оправиться после тяжелого удара Леман уже не смог и, «оказавшись несостоятельным к платежу аренды за цирк», в конце следующего года вынужден был тайно покинуть Петербург. Дальнейшая судьба его неизвестна [9].

Несмотря на то, что Леман во многом остается загадочной личностью, его можно считать типичной фигурой своего времени.

Почти все, кому довелось побывать на представлениях Лемана, отмечали превосходное умение его ходить по туго натянутому канату, причем артист не только выполнял сложнейшие трюки, от которых у зрителей захватывало дух, но успевал еще смешить публику.

Яркие, талантливо выполняемые трюки на канате и блестящее исполнение роли паяца заставили говорить о Лемане-комике как об истинном украшении столичных гуляний. Однако настоящую славу ему составили не эти жанры. В глазах современников и в памяти последующих поколений Леман был прежде всего создателем оригинальных пантомим-арлекинад.

Похоже, Леман был хорошо знаком с европейскими представлениями такого рода. Есть основание думать, что какое-то время до приезда в Россию он выступал на подмостках небольших полуфольклорных театриков в предместьях Парижа, где еще в XVII-XVIII вв. сформировался особый тип ярмарочных постановок - французский вариант пантомим-арлекинад в духе классической комедии масок. Эти представления, своеобразно соединившие традицию итальянской комедии дель арте с богатым опытом французских феерий, имели огромный и долгий успех в России.

Следует сказать, что подобный вид площадного искусства не был для русского зрителя начала XIX в. совершенной новинкой. Первая труппа итальянских актеров комедии масок, выписанная Анной Иоанновной из Польши сроком на один год, прибыла в столицу в феврале 1731 г. И спектакли, начавшиеся уже через неделю, и в течение последующих пяти лет комедия масок в исполнении различных трупп становится зрелищем регулярным в Петербурге[10]. Быстро расширив пространственные границы своих представлений, заезжие актеры с легкостью перекочевали с придворной сцены на балаганную. Примерно с сороковых годов XVIII в. персонажи итальянской комедии - Арлекин, Пьеро, Коломбина и другие - стали обычными героями русских балаганов, где жанр арлекинады занял одно из ведущих мест в репертуаре, а комики-зазывалы удачно соединяли в себе (в разных, конечно, пропорциях) итальянского паяца и русского масленичного или святочного деда, используя арсенал как тех, так и других комических средств и приёмов.

Таким образом, Леману сотоварищи предстояло заслужить внимание русских поклонников балаганов не столько новизной, сколько качеством и размахом своих представлений[11].

Вероятно, не без воздействия и наглядного успеха столичных балаганных постановок провинциальные театры со второй четверти прошлого века стали уделять большое внимание оформлению спектаклей, в основном техническим «чудесам». По словам И. Ф. Петровской, до конца 50-х годов, а в отдельных антрепризах и позже, пользовались успехом спектакли с «волшебными явлениями, блуждающими огнями, огненными полетами, превращениями, провалами, тенями, адскими чудовищами, летающими драконами, скелетами, разными страшилищами» [12].

И. Ф. Петровская пишет также, что мемуаристы сплошь и рядом вспоминали «постановки 1890-х годов, когда на сцене шли проливные дожди, низвергались водопады, били фонтаны, извержение Везувия или бушующее море с гибнущими кораблями было обычным явлением, появлялись подплывающие пароходы, железные дороги с настоящими паровозами с электрическими фарами, дымом и искрами» [13].

Удивительно, но все это гораздо раньше, а часто оригинальнее, чем в театрах, проделывалось в крупных балаганах.

Интересно, что лемановские традиции закрепились и в театре кукол, где в то же время все больше входили в моду «пантомимные балеты с превращениями», исполняемые трюковыми марионетками.

Так или иначе, но Христиан Леман оказался яркой звездой на небосводе русской балаганной культуры. Несомненным было его влияние на сценическое искусство второй четверти XIX в., на развитие таких жанров, как мелодрама, водевиль, цирковые представления. Дело Лемана подхватили и продолжили его ученики и более молодые коллеги - братья Легат, семейство Берг, отец и сын Лейферты и др.

Леман оказался верен себе до конца. Его судьба в России - скромное начало, невероятно быстрый, ошеломляющий успех и трагический конец карьеры - сродни его же феериям и арлекинадам. Яркие эффекты и метаморфозы составляли основу и пантомим, и реальной жизни Лемана.

Таким образом, Леман был яркой и известной фигурой в театральной и зрелищной среде Петербурга.

Также, любимым развлечением во время зимних гуляний были ледяные горы. Простой народ катался с них на лубках, ледянках и на санях. Такие же горы устраивались и во дворах «богатых бар», где «дамы в собольих шубках неслись с горной зеркальной поверхности и составляли кадрили и экосезы с кавалерами» [14] (М.И. Пыляев). Во время масленичных гуляний горожане катались и на санях. Особый петербургский колорит создавали финские сани - чунки. Финны заранее готовили их, разукрашивали и в большом количестве съезжались на Масленицу в Петербург.

Заканчивалась Масленица, и начинался Великий пост - время, когда все увеселения прекращались. После Пасхи, на Светлой седмице, шли пасхальные гуляния. Вместо зимних ледяных гор появлялись качели, возле коих располагались торговцы, дрессировщики зверей, фокусники. Снова начинали работу балаганы и карусели.

Первую «кружильную машину» в столице построили немцы еще в начале XVIII века. Карусели украшали блестками, стеклярусом, китайскими фонарями, «диковинными» сиденьями, изображавшими богатые барские сани и «удивления достойных» зверей, которых тогда привозили в Россию, например, льва или слона.

На рубеже XVIII-XIX веков появились летние катальные горы. Они были устроены по типу придворных катальных сооружений, с которых съезжали не на санях, а на ковриках или лубках, а также, как пишет Конечный, «по отведенным покатым желобам посредством маленьких колясок, поставленных на четырех медных колесиках».

Масленичные гуляния «под горами» и пасхальные гуляния «под качелями» продолжались ровно неделю, от воскресенья до воскресенья. Ежедневно в полдень пушечный выстрел возвещал о том, что веселье можно начинать, и на всех праздничных постройках поднимались флаги. В восемь вечера гуляния заканчивались.

Во время народных гуляний было принято даровое угощение от казны или благотворителей. Кроме того, на площадях, пишет А.В. Лейферт, «что ни шаг располагались торговцы всякими незатейливыми сладостями. Лакомства продавались и на переносных лотках, и в ларях, и в розвальнях. Первое место, конечно, занимали пресловутые семечки и кедровые орешки, тут же продавались фисташки, грецкие орехи, изюм, чернослив, стручки и всяких видов пряники» [15].

Гуляния не обходились без традиционных русских соревнований: бег под ведром, бег в мешках, кулачные бои. Устанавливали смазанные салом шесты для лазанья, на самом верху которых находился приз - самовар, сапоги или связка бубликов.

Весной, когда на Неве таял лед, по случаю открытия навигации и прибытия первого иностранного корабля гуляния шли на Стрелке Васильевского острова. Вот как описывает это Пыляев в книге «Старый Петербург»: «Биржевая набережная и лавки тогда превращались в целые импровизированные померанцевые и лимонные рощи, с роскошными пальмовыми, фиговыми и вишневыми деревьями в полном цвете. Рощи эти населяли златокрылые и сладкогласные пернатые экзотических стран». Ярмарка на Бирже поражала разнообразием товаров, пестротой публики. Здесь можно было купить или просто увидеть множество экзотических яств. «В лавках за накрытыми столиками пресыщались гастрономы устрицами, только что привезенными с отмелей в десять дней известным в то время голландским рыбаком, на маленьком ботике, в сообществе одного юнги и большой собаки» [16]. Торговля на ярмарке шла бойко, особенно хорошо продавалась выпечка. По количеству съеденных булок, кренделей и пирогов даже определяли количество посетителей ярмарки - из расчета 3 фунта (один килограмм двести граммов) в день на человека.

Жившие в столице иностранцы отмечали главные праздники своего календаря, которые со временем стали традиционными для Петербурга. Так, например, в ночь на Иванов день петербургские немцы праздновали свой национальный праздник - Кулерберг. Немцы-ремесленники с семьями брали корзины с едой, бочонки с пивом, и «в эту ночь Нева, Мойка, Фонтанка и Екатерининский канал покрывались лодками и яликами, в которых гребцами заседали в полосатых тиковых халатах мастеровые. По прибытии на Крестовский остров разбивались палатки, разводились костры, ставились самовары, варили кофе и [...] пиршество длилось 2-3 дня. Неприхотливые пары подмастерьев, булочников, сапожников, портных отплясывали экосезы, либер-аугустхены без устали до следующего утра» (М.И. Пыляев). Немцы считали своим долгом проводить эту ночь на вольном воздухе, прыгать через костры, бегать с горки, кричать «Hoch», плясать, петь «Faterland», веселиться от души и истреблять невероятное количество пива, а потом тут же засыпать, положив ноги друг на друга.

Отдельными событиями в истории праздничного Петербурга стали торжества по случаю 100-летия и 200-летия города.

В мае 1803 года в Петербурге торжественно отмечалось 100-летие со дня его основания. Праздничные мероприятия состоялись в районе Большой Невы, Петропавловской крепости, Стрелки Васильевского острова, Петровской (Сенатской) площади, возле Адмиралтейства, в Летнем саду и на Петербургской стороне, вокруг домика Петра I. Нева с ее набережными стала главным местом действия представлений для горожан. Город был убран флагами и цветами, украшен триумфальными арками. В Летнем саду и на площадях играли оркестры. На Неве прошел парад морских кораблей, украшенных штандартами и вымпелами, а ночью - иллюминированных. Дома и особенно сооружения в местах гуляний были убраны флагами и декоративными щитами с изображением исторических событий. В вечерние часы весь город был освещен плошками с горящим маслом, освещен фонарями. Кульминацией праздника был парад войск на Петровской площади. Что же до народных гуляний, то они прошли с куда меньшим размахом, чем традиционные гуляния в честь церковных праздников.

К юбилейным торжествам 1903 года город подошел богато украшенный цветами, гирляндами и венками, национальными флагами, гербами. К подготовке декораций была привлечена многочисленная армия заслуженных столичных художников, в том числе мастерская И.Е. Репина. Ответственность за проведение торжеств была возложена на специальную Юбилейную комиссию, созданную при городской управе.

Праздничным утром торжества открылись салютом из двадцати одного выстрела с бастиона Екатерины Петропавловской крепости. По всей акватории выстроились в строгом порядке суда. Многочисленные салюты флота и крепостных батарей сопровождали все празднование. В тот же день состоялось торжественное открытие Троицкого моста. Николай II нажал кнопку, соединенную электрическим проводом с разводной частью моста, и через шесть минут мост был сведен. По случаю праздника в учебных заведениях проводились балы и вечера. Для шести тысяч учащихся городских гимназий комиссией по народному образованию были организованы экскурсии по Петербургу.

Публика, собравшаяся на набережных Невы, могла наблюдать гребные и парусные гонки на фоне судов и яхт всех классов и боевых кораблей русского флота. Центром народных гуляний было Марсово поле. Перед зрителями разыгрывались ретроспекции Петровской ассамблеи, придворный балет и маскарад, сопровождаемые пушечной пальбой, музыкой и пиротехникой.

Это далеко не полный перечень празднеств, которые проходили в Петербурге. Это очень интересная тема и требует более тщательного и полного изучения. Традиции проведения праздника сохранились и по сей день, также проводятся Пасхальные и Масленичные гуляния, празднуются юбилеи и дни рождения города.

[1] Малышева С. Советская праздничная культура в провинции: пространство, символы, мифы. – М., 2005: Рутена. – С.256

[2] Там же

[3] Келлер, Е.Э. Праздничная культура Петербурга: Очерки истории / Е.Э. Келлер. - СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 2001.-С 124-125

[4] Там же

[5] Там же

[6] Северная пчела. - 1834. - N 48

[7] Северная пчела. - 1834. - N 93.

[8] Русские народные гуляния по рассказам А. Я. Алексеева-Яковлева в записи и обработке Е.Кузнецова. Л.;М., 1948. - С. 9.

[9] Конечный А. М. Петербургские народные гуляния на масленой и пасхальной неделях // Петербург и губерния. Историко-этнографические исследования. - Л., 1989. - С. 29.

[10] Русские народные гулянья по рассказам А. Я. Алексеева-Яковлева. - С. 50.

[11] Голдовский Б. П. Кукольный театр в Петербурге XVIII столетия //Кукольники в Петербурге. - СПб., 1995. - С. 28.

[12] . Петровская И. Ф. Театр и зритель провинциальной России. Вторая половина XIX века. - Л., 1979. - С. 62.

[13] Там же. - С. 139.

[14] Пыляев М. И. Старый Петербург. - С. 97.

[15] Лейферт А. Балаганы.  – СПб,: Гиперион, 2000. – С. 126-127

[16] Пыляев М. И. Старый Петербург. - С. 101.